Ад.
Не тот, что помню.
Тот был холодной расчетливостью вечных мук. Этот... стихийная ярость.
Печь. Воздух колыхался, искажая очертания скал. Камни стекали вязкими ручьями. Лава бурлила в жилах каньонов, как кровь в ране.
Я не чувствовал жара, но видел:
Подошвы сапог кудрявились черным дымком.
Броня алела, как раскаленный уголь, шипя под каплями адского пота.
Дорога.
Адский пейзаж кишел угрозами:
Лавомерки – добродушные на вид грибные создания, плевались сгустками плазмы лишь в ответ на угрозу.
Скелеты-иссушители – выскальзывали из трещин, словно тени, их клинки жадно тянули влагу из всего живого.
Пиглины – рои назойливых вредителей, норовивших столкнуть в магму.
Я шел. Ломал иссохшие кости. Отшвыривал пиглинов. Шагал сквозь тень сквозь ливень плазмы. "Выживай любой ценой" – сквозь грохот битвы звучал голос Дина.
Крепость.
Исполин из камня цвета спёкшейся крови. Бойницы извергали липкий, смоляной огонь. Внутри... зловещая тишина и смрад серы.
И он.
Дракон. Пятая стадия.
У Феникса был Четвертой – тот бой едва не стоил ему жизни. Этот... был абсолютным кошмаром.
Громада чешуйчатой плоти, каждая пластина – щит из вулканического стекла.
Крылья – прожжённые адским пламенем паруса смерти.
Массивная голова с пастью, подобной вратам в топку, и глазами – узкими щелями в печи мироздания, полными ненависти.
Его когти скользили по моей броне, оставляя раскаленные шрамы. Но истинный ужас – дыхание. Жар, перед которым плавились скалы:
Наплечники стекали по рукам жидким металлом, выжигая плоть.
Мой меч – добрый клинок, выкованный в Эйфории – гудел, покрываясь паутиной трещин, звенел, как предсмертный стон.
"У всего есть слабое место! Ищи!" – прорезалось сквозь гул сознания, голос Сэма.
Бой.
Танец на лезвии бритвы.
Шаг в тень – за спину чудовища.
Миг неуязвимости – искра благодати, гасящая удар хвоста-бича.
Уклон от кислотного ливня, от шипящих шипов, выстреливающих из-под чешуи.
Лазейка.
Дракон вздыбился, готовясь изрыгнуть финальный, всесжигающий плевок. Оголилась шея под челюстью – участок чешуи тоньше, темнее, пульсирующий синим жилом.
Рывок. Всё, что осталось от благодати – в удар. Весь гнев, вся боль – в клинок. Треснувший меч вонзился в синюю пульсацию с хрустом ломающегося льда.
Вспышка.
Адский свет, поглотивший тьму.
Дракон рухнул. Его рёв – последний гром отступающей бури – выбил камни из сводов.
Среди дымящихся руин...
Два яйца.
Серое. Холодное, как лунный свет на могильной плите, втягивающее в себя тепло мира.
Бронзовое. Тяжёлое, излучающее глухой жар, словно сердце маленького вулкана.
Ни трофей, ни ключ – загадка. Дневник Феникса безмолвствовал. Осколки благодати ныли тревогой. Я взял их. Груз неведомого в походном мешке.
Возвращение.
Портал. Знакомый запах пыли Эйфории...
И крах.
Тьма. Холодный удар пола. Деревянные доски моего дома за отелем "Крылья Ангела". Пустота... глубокая, леденящая дыра в месте, где раньше светилась благодать.
Пробуждение.
Рассвет, как лезвие, в щель ставни.
И я почувствовал всё:
Холод пола под щекой – острый, унизительный.
Судорогу в ноге – режную, человечью.
Пересохшее горло – песок вместо плоти.
Раньше – фон. Теперь – наваждение.
Попытка исцелить царапину.
Благодать... слабая нить. Шрам затянулся грубо, багрово. Вечность назад не осталось бы и следа.
Попытка шагнуть сквозь тень к столу... метр. Голова – вихрь. Сердце – молот по наковальне грудной клетки.
Истина, холодная как сталь:
В той схватке я потерял кусок себя. Часть благодати испарилась в адском пекле. Я стал больше человеком:
Боль – ярче, неотвратимей, как клеймо.
Силы – тяжелый груз. Каждое движение – преодоление.
Исцеление – насмешка над серьезными ранами.
"Феникс" – уже не маска. Это судьба. Моя благодать иссекает, как дым на ветру.
Взгляд на мешок у порога. Там – серое и бронзовое безмолвие. Два спящих вопроса из бездны.
Что они пробудят?
И хватит ли мне, осколку, сил защитить Эйфорию... от порождений той крепости?
Голос Дина молчал. Лишь ветер выл в щели, неся с собой первый в моей жизни по-настоящему человеческий страх. Страх за тех, кто верит в "Феникса".
